На кухне бойко функционировала теща. Завидев зятя в трусах и щетине, поджала губы, одарила взглядом, от которого может скиснуть даже сухое молоко. Худшие тещины прогнозы насчет этого пьяницы сбывались! Вот уже и с работы выперли. Теперь – по наклонной плоскости. Теща знала процесс не понаслышке. Как-никак, два раза замужем была.
– Доброе утро, мамаша! – изрек Онищенко, выпустив в тещу дальнобойный выхлоп.
Теща сморщилась, подхватила освежитель воздуха, попрыскала демонстративно перед собой.
– От твоего «доброго утра», Паша, мухи дохнут! – брезгливо процедила она.
– Главное, мамаша, чтоб не тараканы,– парировал Онищенко и присосался к банке с водой.
Многолетняя война тещи с тараканами должна была рано или поздно увенчаться победой тараканов.
Онищенко поплелся в совмещенный санузел, включил воду посильнее, устанавливая шумовую завесу. Из зеркала на капитана глянуло такое, что Онищенко тут же отвернулся.
«А який був гарный хлопець,– подумал он с тоской.– Если не посадят, брошу пить, пойду к Нечаю коттеджи строить. На свежем воздухе.» Вчерашняя беседа с «компетентными товарищами» виделась в туманной мути. И как-то не верилось, что они помогут. С чего это вдруг?
Вместо завтрака Онищенко позаимствовал из дочкиного тайника мятную жвачку.
Суржинская «Нива» стояла у подъезда. Онищенко подумал немного и решил обойтись без личного транспорта. Без оперских «корок» он стал бы легкой добычей любого инспектора. Не хватало еще пары листков в дело «о злоупотреблении служебным положением».
– Долго едешь,– вместо приветствия буркнул Артиллерист.– Пошли.– И повел опального опера вниз, к начальству.
В кабинете полковника обнаружились, помимо Самого, еще трое. Причем один – ни много ни мало – лично зампрокурора Центрального района советник юстиции Пал Палыч Ивашев. Второй – попроще. Начальник «убойного» – Сева Гелиманов.
– Есть предложение,– веско произнес полковник.– Перевести старшего оперуполномоченного капитана Онищенко из розыскного в убойный отдел нашего же района. Возражения есть?
– Нет,– быстро откликнулся Гелиманов, который уже полгода пытался переманить Онищенко к себе.
– Я – под следствием… – Онищенко посмотрел на Ивашева.
– Значит, будешь третьим,– жизнерадостно сказал Гелиманов.– У меня Шевчук и Жучков тоже под следствием. Работают, ничего.
– Садись и пиши рапорт,– велел полковник.– Возьмешь дела Филькина.
– Извините, Анатолий Варламович, но рапорт я писать не буду,– твердо ответил Онищенко.– Не имею морального права браться за работу, которую, скорее всего, не доведу до конца по не зависящим от меня причинам.
– Не понял? – нахмурился полковник.
– До суда – не могу,– пояснил Онищенко.– Я знаю, что невиновен, но суд может решить иначе.
– А я ведь могу приказать,– не повышая голоса, произнес полковник.
Онищенко пожал плечами: опер может работать, а может имитировать работу, активно пачкая бумагу. Последнее, кстати, для опера проще и спокойнее. Начальник – не дурак. Должен понять. И не зря же тут сам Ивашев сидит, а не мальчишка-следователь.
Зампрокурора откашлялся.
– Расследование по вашему делу будет прекращено,– сказал он кисло.
– Ну? Ты доволен? – сердито спросил полковник.
– Нет,– покачал головой Онищенко.– Один раз оно уже было прекращено. А если через месяц еще какой-нибудь бандюган решит накатать на меня заяву? Нет уж! Пусть решает суд! – Онищенко гордо выпрямился.
Артиллерист одобрительно кивнул, а более опытный Гелиманов незаметно для руководства постучал себя по лбу.
– Что ж, капитан, это ваше право,– сухо сказал полковник.
– Прошу прощения, Анатолий Варламович! – Квадратное лицо Ивашева приобрело крайне кислое выражение.– Послушайте, Онищенко, а если лично я пообещаю вам от себя и от имени прокурора Центрального района, что следствие по этому делу больше производиться не будет?
Было у капитана искушение и дальше… Но нет. Надо знать меру. Тем более, что Ивашев слыл человеком честным, а обстоятельства были таковы, что суд мог запросто Онищенко и посадить. Капитан кивнул в знак согласия.
– Ну ты охамел, Паша,– сказал ему чуть позже Гелиманов.– Ты что, внучку горпрокурора трахаешь?
Онищенко хитро прищурился:
– А может, и трахаю!
– А сестренки у нее нет?
Гелиманов слыл записным бабником. Но работать с ним Онищенко будет приятнее, чем с Артиллеристом. Свой мужик, из постовых поднялся и дело знает. Хотя, конечно, в «убойном» «палки» срубать потруднее будет. Но Онищенко все равно ощутил некий душевный подъем. В ОРО ему, после «убойного», говоря откровенно, было скучно.
Из трех папок, оставшихся от Филькина, Онищенко выбрал самую тоненькую, ту, что набивал собственноручно.
Почитал то, что успел внести в нее Филькин. Практически ничего.
– С чего начнешь? – поинтересовался Гелиманов.
– Вот с него и начну,– Онищенко похлопал по снятой с дверей и лежащей на столе бумажки с надписью: «Оперуполномоченный В. В. Филькин».
– Не выйдет.– Гелиманов помрачнел.– Он в коме. Меня к нему даже не пустили.
– Да? – Онищенко приподнял бровь.– Не пустили, говоришь? А меня – пустят. Волшебное слово знаю. Я тут у тебя пиво видел, кстати.
– У меня? – удивился Гелиманов.
– Угу. Там, в ларьке.
– Вообще-то это ты проставиться должен,– заметил начальник «убойного».
– Я? – Онищенко поднял вторую бровь.– По-моему, это ты меня заполучил, а не я – тебя. Или как?
– Вот хитрый хохол! – не выдержал сидевший за соседним столом опер.
– От-то ж! – Онищенко поднял короткий толстый палец.